Во все время разговора Сун Цзян не проронил ни единого слова. Тогда старая Янь придвинула ему кресло и, подталкивая к нему дочь, сказала:
– Ну ладно, не хочешь извиняться, не надо, только перестань сердиться и посиди немного с Сань‑ланом.
Но По‑си ни за что не хотела садиться рядом с Сун Цзяном, отошла в сторону и села напротив. Сун Цзян сидел, низко опустив голову, и молчал, молодая женщина тоже отвернулась.
– Ну, как это говорится: «Без вина и закусок и песня не поется», – сказала, глядя на них, старуха Янь. – У меня припрятана бутылочка хорошего вина, а сейчас я пойду куплю фруктов, чтобы как подобает принять господина писаря. Посиди‑ка, дочка, с господином, не стесняйся, я мигом вернусь!
А Сун Цзян сидел и думал: «Попался‑таки я в руки этой ведьмы и теперь никак не вырвусь. Подожду, пока она уйдет, а тогда и выберусь». Старуха же словно прочла его мысли, так как, выйдя из дому, заперла двери на засов. «Перехитрила меня, проклятая!» – подумал Сун Цзян.
А старуха спустилась вниз и прежде всего зажгла у очага лампу. Над огнем в котле кипела вода. Старуха подбросила хворосту в очаг, захватила немного мелочи и вышла на угол купить свежих фруктов, рыбы, а также молодых цыплят. Вернувшись домой, она приготовила закуску, перелила вино в кувшин и опустила его в котел подогреть. Затем разложила закуски на тарелочки, прихватила три чашечки для вина и три пары палочек для еды и, поставив все это на поднос, понесла наверх. Там она расставила принесенные закуски на лакированном столике.
Сун Цзян по‑прежнему сидел, опустив голову, а дочь сидела, отвернувшись от него.
– Ну‑ка встань и налей вина! – обратилась она к По‑си.
– Сами ешьте, я не хочу! – отвечала та.
– Вот что, дочка! – сказала старуха. – Я привыкла к твоему характеру с тех пор, как носила тебя на руках, но при других вести себя так не следует.
– Ну, а что, если я не стану наливать?! Не выхватит же он свой меч, чтобы отрубить мне голову! – негодовала По‑си.
– Опять я виновата, – оказала старая Янь с деланной улыбкой. – Господин писарь человек обходительный, не тебе чета. Не хочешь наливать, не надо! Только перестань дуться и выпей чашечку вина.
Но По‑си продолжала глядеть и сторону. Пришлось старухе Янь самой налить вина и потчевать Сун Цзяна, который нехотя выпил чашечку.
– Не вините меня, господин писарь, – сказала с улыбкой старуха, обращаясь к Сун Цзяну. – Забудьте все пересуды, завтра я все вам объясню. Когда вы приходите сюда, люди сгорают от зависти и потому болтают по городу всякий вздор. Не стоит обращать на это внимания. А теперь прошу вас выпить еще чашечку вина, – она снова наполнила три чашки и, обращаясь к По‑си, сказала:
– Дочка, да не веди ты себя как ребенок! Выпей с нами вина!
– Отвяжись от меня, – бросила в ответ По‑си. – Я сыта и ни пить, ни есть не стану.
– Неужели ты не можешь составить компанию своему Сань‑лану? – приставала старуха.
Слушая мать, По‑си думала: «Все мои мысли только о Чжан‑сане. Что за удовольствие возиться с таким бирюком, как этот Сун Цзян. Впрочем, нужно напоить его пьяным, а то он все равно не оставит меня в покое». И с большой неохотой она все же взяла чашку и отпила половину.
– Ах ты, моя упрямица, – молвила довольная Янь. – Не думай ни о чем, выпей пару чашечек вина и ложись спать. И вы, господин писарь, тоже выпейте.
Сун Цзян, не в силах сопротивляться, осушил не менее пяти чашек. Старуха не забывала подливать и себе и несколько раз спускалась вниз подогревать вино. Сначала, видя, как По‑си упорствует, старая Янь была очень расстроена, но потом, когда поведение дочери переменилось и она выпила вино, мать успокоилась и подумала: «Если нынче ночью ей удастся снова завлечь его, он перестанет гневаться на нас и все забудет. Тогда мы сможем еще удержать его на некоторое время, ну, а там видно будет». Размышляя подобным образом, она стояла перед очагом и в одиночестве пила уже третью чашку вина, когда почувствовала, словно какой‑то зуд разбирает ее. Она зачерпнула еще чашку и выпила, а затем, наполнив кувшин, едва держась на ногах, взобралась наверх. Здесь она увидела, что Сун Цзян все еще молча сидит, понурив голову, а дочь ее, отвернувшись, теребит подол платья. Старуха расхохоталась и сказала:
– Да что вы, из глины, что ли, сделаны! Сидят и молчат, как в рот воды набрали. Будьте же мужчиной, господин писарь, ведите себя поласковей! Скажите какую‑нибудь любезность, пошутите!
Сун Цзян же, чувствуя, что находится в безвыходном положении, не знал, о чем говорить, и молчал. А По‑си думала про себя: «Однако ты пришел сюда не для того, чтобы посмотреть на меня. И если, как и моя мать, надеешься, что по‑прежнему будешь приходить сюда, что я извинюсь и буду снова развлекать тебя, то ошибаешься!»
Старая Янь совсем опьянела и что‑то бессвязно бормотала. И вот как раз, когда она перебирала недостатки всех своих соседей и пересказывала всякие сплетни, в дом их пришел Тан Ню‑эр, которого звали также Тан Эр‑гэ, так как в семье он был вторым сыном. Тан Ню‑эр торговал с лотка на улицах Юньчэна пикулями, соленьями, рассолом и разными приправами, он часто заходил к Сун Цзяну сообщить что‑нибудь новенькое и всякий раз получал за это вознаграждение. Если Сун Цзян давал ему какое‑нибудь поручение, Тан Ню‑эр готов был расшибиться в лепешку, но выполнить все, что от него требовали. В этот вечер Тан Ню‑эр проигрался и отправился в уездное управление разыскивать Сун Цзяна. Не застав его там, он поспешил к нему домой, но и там не нашел. Кто‑то из встретившихся ему на улице знакомых спросил его: