Речные заводи (том 1) - Страница 65

Они поднялись с мест и приветствовали его:

– Господин сановник снова отправился поразвлечься!

Чай Цзинь сошел с лошади и спросил у них:

– Что вы здесь делаете, господа начальники?

– Мы присланы охранять дорогу, – отвечали они. – От начальника области Цанчжоу получена бумага с приказом об аресте преступника Линь Чуна; к бумаге приложено описание его примет. Нам приказано тщательно обыскивать всех, кто проходит по дороге, и только после этого пропускать.

– Так почему же вы не можете признать его? – засмеялся Чай Цзинь, – ведь преступник как раз находится среди моих охотников.

– Ну вы‑то, господин, знаете законы, – также смеясь, отвечали охранники, – и не станете прятать Линь Чуна и помогать ему. Поэтому вы можете спокойно ехать дальше.

– Ну уж если вы и вправду решили пропустить меня по знакомству, – продолжал шутить Чай Цзинь, – то на обратном пути я подарю вам дичь, которая попадется нам в лесу.

После этого они распрощались с охраной и миновали заставу. Через четырнадцать – пятнадцать ли им встретился работник с одеждой для Линь Чуна, которого послали вперед. Тогда Чай Цзинь попросил Линь Чуна сойти с коня, снять охотничий наряд и переодеться в собственное платье. Линь Чун прицепил кинжал, надел войлочную шляпу с красной кистью, взвалил на спину узел, взял пику и, простившись с Чай Цзинем и остальными, пошел своей дорогой.

Чай Цзинь же и его свита сели на лошадей и отправились на охоту. К вечеру все двинулись домой. На заставе они поделились своей добычей с начальниками и возвратились в поместье. Но об этом можно больше не говорить.

Вернемся же теперь к Линь Чуну. Прошло уже более десяти дней с тех пор, как он простился с Чай Цзинем. Наступил последний месяц зимы; погода стояла холодная. Небо было покрыто тяжелыми снежными тучами; дул порывистый северный ветер. Временами сильный буран заволакивал все кругом. А Линь Чун все шел и шел, увязая в снегу.

Вечерело. Становилось невыносимо холодно. И тут Линь Чун заметил вдали, на берегу озера, кабачок, который стоял, как бы придавленный снегом. Линь Чун поспешил туда, раздвинул камышовые циновки и, согнувшись, вошел внутрь. В комнате было много скамей и столов. Выбрав место, Линь Чун уселся, прислонил к стене свою пику, опустил наземь узел, снял войлочную шляпу и повесил на стену саблю. Тем временем к нему подошел слуга и спросил:

– Сколько прикажете подать вина?

– Для начала дай мне два рога, – сказал Линь Чун. Слуга нацедил из бочонка два рога вина и поставил их перед Линь Чуном.

– Есть у вас какая‑нибудь закуска? – спросил его Линь Чун.

– Есть сырая и вареная говядина, гуси и молодые цыплята, – отвечал слуга.

– Принеси‑ка мне пока что два цзиня вареной говядины! – приказал Линь Чун.

Слуга ушел и скоро вернулся с блюдом мяса и несколькими тарелками с овощными закусками. Потом поставил перед Линь Чуном большую чашку и наполнил ее вином.

Осушив почти четыре чашки, Линь Чун заметил, что какой‑то человек подошел к двери, остановился там, заложив руки за спину, и стал наблюдать, как падает снег. Затем незнакомец обратился к слуге с вопросом:

– Кто это пьет там вино?

Линь Чун заметил, что на этом человеке была соболья шуба и теплая зимняя шапка с бахромой на полях; ноги его были обуты в сапоги из оленьей шкуры с узкими голенищами. Он был высокого роста и имел внушительный вид. Скулы на его щеках сильно выдавались, усы и борода желтого цвета свешивались, напоминая трезубец.

Линь Чун подозвал к себе слугу, велел ему подливать себе вина, а затем пригласил за свой стол.

– Выпей со мной чашечку, – предложил он.

Когда слуга выпил, Линь Чун спросил его:

– Скажи, пожалуйста, далеко еще до Ляншаньбо?

– Нет, – отвечал слуга, – всего несколько ли, но проехать туда можно лишь водой на лодке, так как сухопутной дороги нет.

– А ты поможешь мне найти лодку? – спросил его Линь Чун.

– Где же ее найдешь в такой буран? – отвечал слуга. – Да и время позднее.

– Я хорошо тебе заплачу, – настаивал Линь Чун. – Очень прошу тебя найти лодку.

– Да разве ее сейчас найдешь? – твердил слуга.

– Что же мне делать? – сказал Линь Чун задумчиво.

Он выпил еще несколько чашек вина, на душе у него стало тяжело, и он погрузился в свои невеселые мысли. «Когда‑то я был военным наставником в столице, – думал он, – свободно ходил по улицам города, выпивал и веселился, сколько душе угодно. Кто бы мог подумать, что из‑за этого негодяя Гао Цю мне доведется с клеймом на щеке идти в подобное место. У меня есть семья, но я не имею возможности быть с ней, у меня есть родина, но я не могу возвратиться туда и должен томиться в этой глуши».

Грустные думы расстроили его. Он попросил слугу дать ему кисточку и тушечницу и, возбужденный вином, написал на стене следующие восемь строчек:

Я Линь Чун, был верен чести я года.

Своему народу верен был всегда.

И в родной мне был прославлен я стране.

И в столице все твердили обо мне.

Но былинка я. Кружим я вихрем злым.

Скрылись все мои заслуги, словно дым.

Вновь задумал я немало славных дел.

Быть прославленным, как прежде, – мой удел.

Однако когда‑нибудь, если мне удастся

Осуществить свои желания,

Я еще прославлю свое имя в стране!

Написав это, он бросил кисточку и снова принялся за вино. в это время человек в шубе подошел к нему и, крепко обняв за талию, сказал:

– Какая храбрость! Вы совершили тяжкое преступление в Цанчжоу и пришли сюда. Ведь власти предлагают за вашу голову три тысячи связок монет. Что же вы намерены предпринять?