Речные заводи (том 1) - Страница 199

199

Еще не рассвело, когда охрана у ворот доложила Хуа Юну о прибытии отряда. Двести воинов столпились у ворот, и ни один не решался войти – все очень боялись Хуа Юна. Когда совсем рассвело, они увидели, что ворота открыты настежь, а военный начальник Хуа Юн сидит в парадном помещении. В левой руке у него лук, а в правой стрела.

– Воины! – громко крикнул Хуа Юн и поднял лук. – Знайте, что за обиды мстят так же, как долги уплачивают. Вас прислал сюда Лю Гао, но не старайтесь для него. А вы, – обратился он к начальникам, – еще не видели военного искусства Хуа Юна. Сперва я покажу вам, что умеет делать Хуа Юн с луком и стрелой. Ну, а потом, если у кого‑нибудь из вас еще не пропадет охота выслужиться перед Лю Гао, пусть осмелится выступить против меня. Смотрите же, как я сейчас попаду в макушку бога‑хранителя на левых воротах.

Он прицелился и натянул лук. «Дзинь», – зазвенела стрела и угодила в самую макушку бога. Все двести человек даже рты разинули от изумления. Хуа Юн приладил вторую стрелу и крикнул:

– А теперь я буду целиться в кисточку на головном уборе бога‑хранителя на правых воротах.

Опять зазвенела стрела и совершенно точно попала в указанное место. Две стрелы так и остались торчать с правой и левой стороны ворот.

Приготовив третью стрелу, Хуа Юн крикнул:

– Смотрите все! Третья стрела попадет прямо в сердце вашего начальника в белой одежде.

С криком «Ай‑я» тот бросился бежать. Вслед за ним с криками обратились в бегство и все остальные.

Тогда Хуа Юн приказал закрыть ворота и отправился во внутренние комнаты проведать Сун Цзяна.

– Сколько страданий пришлось вам вынести из‑за меня!

– Обо мне не беспокойтесь, – ответил Сун Цзян. – Боюсь только, что Лю Гао не оставит вас в покое. Мы должны принять какие‑то меры.

– Я оставлю службу и расправлюсь с этим мерзавцем, – сказал Хуа Юн.

– Не думал я, что жена его отплатит мне за добро тем, что заставит мужа избить меня, – сказал Сун Цзян. – Сначала и хотел было сказать свое настоящее имя, но побоялся, что всплывет дело с Янь По‑си, и потому решил назваться Чжан‑санем – купцом из Юньчэна. Но оказалось, что этот бессовестный Лю Гао принял меня за одного из атаманов с горы Цинфын, приказал посадить в повозку для преступников и отправить в областной город, как главаря разбойничьего стана. Там меня, конечно, немедленно бы обезглавили или четвертовали. И если бы вы, дорогой брат, не спасли меня, то, будь у меня хоть губы из меди и язык из железа, спорить с ним я вое равно бы не мог.

– А я решил, что раз он человек ученый, то, конечно, сочувственно отнесется к своему однофамильцу, поэтому и написал, что ваше имя Лю Вэнь, – сказал Хуа Юн. – Разве мог я предположить, что он такой жестокий человек. Но теперь вы в безопасности, и надо подумать, что делать дальше.

– Вы ошибаетесь, дорогой брат, – сказал Сун Цзян. – Благодаря вашей силе, мне удалось спастись, однако сейчас еще следует о многом подумать. «Бойся подавиться во время еды, а во время ходьбы остерегайся споткнуться», – говорили еще в древности. Вы отбили меня у Лю Гао, а когда он послал людей, чтобы отобрать меня обратно, то они в страхе разбежались. Но он, конечно, не оставит все это так и пошлет сообщение о вас высшему начальству. Сегодня ночью я должен скрыться на горе Цинфын, тогда завтра вы сможете от всего отказаться. Из‑за отсутствия доказательств дело будет сведено к ссоре между гражданским и военным начальниками, и ему не придадут особого значения. Но если я снова попаду к нему в руки, вам уже нечем будет оправдаться.

– У меня нет такого предвидения и мудрости, как у вас, – ответил Хуа Юн, – поэтому в своей отваге я бываю опрометчив. Но я боюсь, что вы тяжело ранены и не сможете идти.

– Ничего не поделаешь, – сказал Сун Цзян. – Положение сейчас настолько серьезное, что медлить никак нельзя. Я как‑нибудь постараюсь пробраться к горе.

Он наложил пластыри и лекарства на свои раны, поел мяса, выпил вина, увязал вещи и оставил их у Хуа Юна. Когда стало смеркаться, Хуа Юн отрядил двух солдат, которые должны были сопровождать его за крепостные заграждения. Не будем подробно рассказывать о том, как дальше Сун Цзян отправился один и шел, превозмогая мучительную боль, и вернемся к Лю Гао. Все его солдаты прибегали к нему во двор и говорили:

– Как могуч и храбр этот Хуа Юн! Кто же отважится сразиться с ним?

– Если его стрела настигнет человека, то уж наверняка пробьет насквозь. Никто не осмелится идти против него, – сказали оба начальника.

Лю Гао всю жизнь провел на гражданской службе, был хитер и изворотлив. Он подумал про себя:

«Раз Хуа Юн забрал этого человека к себе, то уж, конечно, поможет ему уйти на гору Цинфын и там скрыться. А сам завтра придет и скажет, что ничего не было. И если даже мы обратимся с тяжбой к высшему начальству, то там все дело сочтут лишь ссорой между нами, и тогда я ничего не смогу с ним поделать. Сегодня же ночью я пошлю человек тридцать моих солдат за несколько ли от крепости, пусть поджидают там этого человека. Если небо пошлет мне удачу и его схватят, я тайно спрячу его в своем доме и пошлю кого‑нибудь в окружное управление с просьбой прислать за ним отряд. Его схватят, а вместе с ним арестуют и Хуа Юна, и уж тогда им обоим конец. Я стану один управлять крепостью, и никто больше не будет мне мешать».

В ту же ночь он отправил больше двадцати вооруженных солдат. Около второй стражи они приволокли связанного Сун Цзяна и посадили его под замок.

Это очень обрадовало Лю Гао, и он сказал:

– Все вышло по‑моему. Заприте его во внутреннем дворе, и чтобы ни один человек не знал об этом.

199