Речные заводи (том 1) - Страница 179

179

– Куда же ты?

– Здесь присутствуют ваша супруга и вся ваша семья, милостивый господин, – отвечал на это У Сун, – и мне приличнее удалиться.

– Ну это ты зря говоришь, – рассмеялся Чжан Мынь–фан. – Я уважаю тебя, как человека справедливого, и потому пригласил выпить вместе с нами. Ты свой человек в доме, и незачем тебе уходить, – и он велел У Суну садиться.

– Я всего лишь преступник, – возражал У Сун, – смею ли я сесть с вами за один стол!

– Достойный человек, – сказал Чжан Мынь–фан, – почему ты чуждаешься нас? Здесь нет посторонних, и никто не мешает тебе посидеть вместе с нами.

Однако У Сун продолжал упорно отказываться, а командующий никак не желал отпускать его. В конце концов он настоял, чтобы У Сун остался и сел, и тому оставалось лишь поблагодарить командующего. Сделал он это без церемонных поклонов, так как преступнику соблюдать церемонии не полагается. Затем он бочком присел к столу, скромно примостившись на самом дальнем его конце. Чжан Мынь–фан велел служанке, которая считалась членом семьи, подливать У Суну вина. Так он выпил не менее семи чашечек сряду, после чего Чжан приказал поднести У Суну фруктов. Подали еще два кушанья. За столом беседовали о всякой всячине, говорили и о различных приемах обращения с оружием.

– Не к лицу великим мужам пить вино из маленьких чашечек, – сказал вдруг командующий, – и тут же распорядился принести большие серебряные кубки, а когда их наполнили вином, предложил У Суну выпить, и ему пришлось пить из этого кубка несколько раз. Когда же с восточной стороны в окна стали проникать сверкающие лучи лунного света, У Сун был уже почти пьян и, забыв о приличиях, пил да пил.

Тем временем Чжан Мынь–фан подозвал свою любимую наложницу, по имени Юй–лань, которая с детства воспитывалась в их доме, и попросил ее спеть.

– Здесь нет посторонних, – сказал ей Чжан, – лишь начальник У Сун, мой верный приближенный. Спой нам осеннюю песню о луне.

Юй–лань взяла кастаньеты из слоновой кости, поклонилась присутствующим и, произнеся приветственные слова, запела песню знаменитого поэта Су Дун–по. Это была песня, посвященная осеннему празднику:

С каких времей ты катишься, луна? –

Я спрашиваю с чашею вина.–

Кружений звезд кому известен счет?

Который год меж звездами течет?

Туда хотел бы с ветром я вспорхнуть,

Но к яшмовым чертогам долог путь!

И стужа там, и в страхе я пред ней!

С кем там плясать? Лишь с сонмами теней!

С людьми отрадней сердцу моему!

Я шелковые шторы подниму,

Оконце опущу я до конца...

Луна блестит... Разбужены сердца.

В подобный час разлада нет у нас.

Луна ярка и в предрассветный час.

Нам радость встреч и боль разлук дана.

То сумрачна, то радостна луна.

За веком век то меркнуть, то опять,

Всплывая ввысь, ей сладостно сиять.

И сменам этим будет ли предел?

Всем людям долгой жизни я б хотел,

Чтоб все они во всех краях земли

Благословлять прекрасное могли.

Окончив петь, Юй–лань отложила кастаньеты, пожелала каждому из присутствующих счастья и отошла в сторону.

– Юй–лань! – окликнул ее Чжан Мынь–фан. – Обнеси–ка всех вином!

Юй–лань послушно взяла поднос и, когда служанка наполнила кубки, поднесла первый хозяину, второй – его жене, а третий предложила У Суну. Чжан Мынь–фан приказал налить У Суну побольше вина, а тот молча сидел и даже головы не смел поднять. Поднявшись со своего места, он почтительно издали потянулся за кубком и, приветствуя хозяина и его жену, выпил все вино и вернул кубок. Чжан Мынь–фан же, указывая на Юй–лань, молвмл У Суну:

– Эта девушка очень смышленая. Она не только хорошо знает музыку, но также большая мастерица шить и вышивать. Если ты не почтешь для себя унизительным, мы выберем счастливый день и справим вашу свадьбу.

– Неужели вы забыли, кто я? – воскликнул У Сун. – Осмелюсь ли я взять себе в жены девушку из семьи вашей милости? Столь незаслуженная честь убивает меня!

– Раз я оказал, – ответил, смеясь, Чжан Мынь–фан, – то отдам ее тебе, и ты уж, пожалуйста, не перечь мне. Я своему слову верен.

Они выпили еще десять чашек вина, и У Сун почувствовал, что захмелел. Боясь, как бы не допустить какой непристойности, он встал, поблагодарил хозяина и его супругу и, простившись, отправился к себе. Войдя на свою веранду, У Сун уже открыл дверь в комнату, но тут почувствовал, что слишком много съел и выпил и не сможет сразу заснуть. Тогда он снял верхнюю одежду и головной убор, захватил палицу и вышел во двор. Здесь при свете луны он повертел палицу над головой, проделал ею несколько приемов, и когда взглянул на небо, то увидел, что было уже за полночь.

Он вернулся к себе в комнату и совсем уж было приготовился спать, как вдруг до него донесся крик: "Воры, воры!" У Сун подумал: "Командующий очень заботливо относится ко мне, так могу ли я оставаться безучастным, когда в дом к нему забрались грабители?" И, движимый чувством благодарности к Чжан Мынь–фану, он схватил палицу и бросился прямо во внутренние помещения. Навстречу ему попалась Юй–лань, та самая, которая пела в этот вечер, и, махнув рукой в сторону сада, что был расположен за домом, вся дрожа от страха, прокричала:

– Туда убежал!

Тогда У Сун, не выпуская из рук палицы, ринулся в сад, но сколько он там не искал, никого не нашел. Он хотел уже бежать обратно, как вдруг кто–то бросил ему под ноги скамью, и он полетел на землю. Вслед за этим появилось человек восемь воинов, которые с криком: "Держи, хватай вора!" – тут же связали У Суна.

179