– Не могу, нельзя мне оставить лавку.
– Да как же можно! – возражал У Сун. – Там ведь все соседи собрались, – и он потащил Чжао Чжун‑мина в дом своего покойного брата.
– Возраст у вас почтенный, – приговаривал он, усаживая нового гостя, – и вы мне вроде отца, вот я и прошу вас сесть рядом с моей невесткой.
Затем он пригласил также второго соседа, живущего напротив – Ху Чжэн‑цина, торговавшего вразнос холодным вином. Человек этот происходил из чиновничьей семьи и в приглашении У Суна увидел какой‑то умысел, а поэтому наотрез отказался последовать за ним. Но У Сун, не обращая внимания на его возражения, силой потащил его в дом брата и усадил рядом с Чжао Чжун‑мином. Потом, обращаясь к старой Ван, он спросил:
– Мамаша, а кто живет с вами рядом?
– Торговец разным печеньем по фамилии Чжан, – отвечала старуха.
Торговец Чжан как раз находился в это время у себя и, когда увидел входившего к нему У Суна, даже испугался.
– Не приходилось нам встречаться, господин начальник, – забормотал он.
– Мои родственники многим обязаны соседям, – сказал У Сун, – и поэтому я пришел пригласить вас на чашечку легкого вина.
– Ай‑я! – воскликнул старый Чжан. – Я‑то не удосужился даже послать вам поздравительных подарков, так зачем же приглашать меня?
– Ну это ничего, – сказал У Сун, – а сейчас я прошу вас к нам, – и он потащил старика в дом У старшего и усадил рядом с Яо Вэнь‑цином.
Кто‑нибудь из читателей может спросить, почему ни один из пришедших ранее гостей не ушел. А дело объяснялось очень просто: у дверей внутри и снаружи стояли стражники, так что гости оказались как бы под охраной.
Таким образом, с невесткой и старухой Ван всего собралось в комнате шесть человек. Пододвинув табуретку и примостившись с краю у стола, У Сун приказал стражникам запереть все двери. Прислуживавший у стола солдат налил в чашки вина. И, когда все приготовления были закончены, У Сун обратился к присутствующим со следующим приветствием:
– Уважаемые соседи! Простите меня, человека простого и невежественного, что не сумел пригласить вас, как по чину положено.
– Помилуйте, – отвечали гости, – мы ведь и приема вам не устроили по возвращении, а пришли беспокоить вас!
– Ну, это пустое, – сказал, улыбаясь, У Сун. – Надеюсь, дорогие гости не осудят нас за скромное угощение.
Стражники между тем все подливали и подливали вина, и гости стали чувствовать какое‑то беспокойство, не понимая, что происходит. Когда все выпили уже по три чашки, Ху Чжэн‑цин встал со своего места и сказал:
– Дел у меня много, надо бы домой…
– Что вы, разве можно уходить! – оказал У Сун. – Раз уж пришли, то побудьте еще немного.
При этих словах сердце Ху Чжэн‑цина отчаянно забилось, как у человека восемь раз опустившего бадью в колодец и семь раз поднявшего ее с водой. Он снова сел, а про себя подумал:
«Если У Сун пригласил нас с добрыми намерениями, почему же он так обращается с нами и даже с места двинуться не позволяет?»
– Налейте гостям еще вина, – снова приказал У Сун.
Стражник еще четыре раза наполнил чашки и так продолжал подливать, пока гости не осушили их семь раз. Собравшимся казалось, что они побывали на всех знаменитых пирах императрицы Люй Тай‑хоу, которых было не меньше тысячи. После этого У Сун позвал стражников и приказал им прибрать посуду.
– Подождем немного, а потом снова будем закусывать, – сказал он.
Затем У Сун собрал со стола и, когда гости собрались было покинуть свои места, остановил их и сказал:
– Вот сейчас‑то я и хочу с вами поговорить. Кто из уважаемых соседей умеет писать?
– Господин Ху Чжэн‑цин очень хорошо пишет, – ответил Яо Вэнь‑цин.
– Могу я побеспокоить вас? – обратился У Сун к Ху Чжэн‑цину, вежливо ему кланяясь. Затем он засучил рукава своего халата, сунул руку за пазуху и выхватил оттуда острый кинжал. Стиснув рукоятку кинжала четырьмя пальцами правой руки, он прижал большой палец к сердцу и, страшно выпучив глаза, сказал:
– Всякое зло должно быть наказано, и у каждого должника есть свой кредитор. А вас, почтенные соседи, я прошу быть лишь свидетелями!
Тут У Сун левой рукой схватил невестку, а правой указал на старую Ван. Присутствующие остолбенели от ужаса и, не зная, что делать, не смея произнести ни слова, глядели друг на друга.
– Уважаемые соседи, – продолжал У Сун, – не удивляйтесь и не пугайтесь! Хоть я и невежественный человек, но смерти не боюсь, а также знаю, что за зло следует платить злом и что обида должна быть отомщена! Вам, уважаемые соседи, я не причиню никакого вреда и только прошу быть моими свидетелями. Если же кто‑нибудь ив вас попробует уйти раньше времени, то не обессудьте! Разговаривать я тогда буду по‑иному: семь раз продырявлю кинжалом. Ведь мне сейчас ничего не стоит убить человека!
Гости стояли как вкопанные и шелохнуться не смели.
– Слушай меня, старая скотина! – крикнул У Сун, уставившись на старуху Ван. – Это ты виновата в смерти моего брата и должна отвечать за это! – Обернувшись к невестке, он продолжал: – И ты, распутная, слушай, что я тебе скажу! Если признаешься, что погубила моего брата, я пощажу тебя!
– Дорогой деверь! – воскликнула невестка. – Что это вы говорите! Ваш брат умер от сердечной болезни, при чем же тут я?
Не успела она это произнести, как У Сун вонзил кинжал в стол, схватил ее левой рукой за волосы, а правой за грудь. Затем пинком ноги опрокинул стол и, подтащив женщину к алтарю, бросил ее на пол. Пиная ее ногами, он правой рукой схватил кинжал и, указывая им в сторону старухи Ван, закричал: